Ярослав Гольцев

Живой

Это первоклассник Ярослав Гольцев. Он чуть ниже ростом, чем друзья. Глаза открытые, добрые. Ярик пока не выговаривает букву «р» и работает в режиме «радио». Еще любит слушать про Бога и читает Библию. Каждый день Ярослав молится, чтобы не было войны, а был мир. «К сожалению, мама, в человеке есть и хорошее, и плохое. И пока плохое не исчезнет, будут на планете войны», — рассуждает Ярик. 

Война за Ярика закончилась в Германии в 2017-ом году. За жизнь одного ребенка тогда боролись, казалось, все — родители, дедушки, бабушки и тысячи незнакомых людей, которые про беду Гольцевых узнали из «Аргументов и Фактов». Чтобы Ярик сейчас был со своими близкими, требовалась пересадка донорской почки за рубежом. И очень-очень много денег.

«Откажитесь от сына, он не жилец», — сказали Гольцевым в России. Нефротический синдром, спонтанная мутация во время беременности: ребенок надулся, будто воздушный шарик, а уровень белка в моче превышен в 150 (!) раз. Ему ставили капельницы с антибиотиком прямо в голову, в родничок, потому что вены не справлялись. И просто ждали конца.

«Мы можем только помочь Богу, а он сделает все остальное», — сказали Гольцевым в Кельне. И они стали просить помощи свыше. Просили, когда клиника выставила счет за лечение, и Лена с мужем пустили с молотка дачу, землю и все, что можно быстро продать (счет шел на недели, даже дни). И когда узнали, что компания, в которой они оба работали, тоже перевела на их счет средства, а еще им нашли переводчика и помощников в Кельне. Молились, когда ни один из благотворительных фондов не брал их на сбор («Онкология тогда была в приоритете, мы получали отказы»). А потом им позвонили из «АиФ. Доброе сердце» со словами «мы вас берем». Сбор на 36 тысяч евро был закрыт благодаря всем вам. Ярослава выхватили у смерти в самый последний момент. Так и сказали: еще бы день — и все…

Елена вернулась из Германии с живым спасенным сыном и поломанной психикой. Кто два года отвоевывал и отмаливал ребенка — тот поймет как сложно снова просыпаться каждое утро, будто ничего не было, выйти на работу, перестать бояться, строить планы. А как перестать бояться, когда жизнь после трансплантации — это бесконечная борьба с отторжением? 

Первое отторжение донорского органа случилось прямо в Кельне. Тогда Ярослав как раз научился говорить свои первые слова: “мама”, “папа” и “больно”. Иммунитет Ярослава, заглушенный иммунодепрессантами, и сейчас дает себя знать. По синякам под глазами и плохому аппетиту мама может точно сказать — это оно. Теперь Гольцевы летят в Центр Шумакова, где наблюдаются вот уже 5 лет после операции. Последнее отторжение донорской почки удалось остановить 1,5 года назад. 

«Немецкие врачи называли меня «профессор Гольцева»», — говорит Лена. Она научилась капать сыну лекарства через катетер, ведущий в предсердие, делать диализ, разбираться в анализах. Потому и профессор. Не все медсестры умеют то, что умеет главный бухгалтер автоконцерна из Калуги.

И вот Ярику — восемь! Он ни в чем не уступает сверстникам, разве что в росте. Учится в православной гимназии (в классе всего 10 детей). И это уже большое счастье, ведь маленьким пациентам после трансплантации обычно показано только домашнее обучение. 

«Развитие у Ярослава началось заново после операции. Болезнь откинула нас на 1,5-2 года назад. Еще бы — 9 наркозов! Но с папиной почкой он научился ходить и говорить, а до операции не мог даже перевернуться. Чтобы догнать сверстников, нам приходилось заниматься очень-очень много. С нами работали даже специалисты, которые обычно ведут деток с аутизмом», — рассказывает Елена.

И вот результат: взгляд добрый, характер покладистый, любит читать, не любит сольфеджио, просит маму называть его, как взрослого, Ярославом. Если бы не вы, Ярика бы не было. Он есть, только потому, что в каждом из нас хорошее и светлое победило недоверие, сомнение и равнодушие.

Фото: Сергей Милов