Быть или не быть? Как принять тяжелый диагноз.

«Этого не может быть, это ошибка! Надо просто найти других врачей, другие лекарства!» и «Видимо, это навсегда. Но жизнь — это не только диагноз, надо жить дальше».

Где-то между этими полюсами разрывается сознание родителей в тот момент, когда они узнают о тяжелом диагнозе своего ребенка. И еще долгое время после. От того, как быстро взрослые переходят к стадии принятия после тяжелого известия, зависит качество жизни семьи и здоровье ребенка.

На примере наших подопечных семей, детям которых поставили диагноз «сахарный диабет», рассказываем о работе психолога фонда «АиФ. Доброе сердце» над этой задачей.

И у Кучиных, и у Тяжновых **(все имена изменены) — по семилетнему сыну. Их родители долго искали объяснения странным перепадам настроения, капризам и вспышкам мальчишек, списывая все на «нервы» и трудный характер. А оказалось, что это признаки серьезного соматического заболевания, когда из-за скачков сахара меняется гормональный баланс в организме, оказывающий влияние в том числе и на настроение.

Диагноз «сахарный диабет первого, инсулинозависимого типа» буквально выбил почву из-под ног у обеих семей, которые до этого ничего про диабет не знали и в семейной истории такого не встречали. А вот дальше начинаются расхождения.

«ТАК БЫВАЕТ, НО МЫ СПРАВИМСЯ»

Если Илья Кучин довольно быстро понял — что от него требуется для сохранения здоровья (6 уколов в день!) и уже даже не морщился от инъекций, то у Артема Тяжнова было стойкое отрицание диагноза и истерика от каждой процедуры. Дело в том, что на мальчиков сильно повлияло отношение их матерей к болезни.

Маме Ильи удалось с помощью психолога относительно быстро пройти стадию горевания (по прошлой беззаботной жизни, не наполненной ограничениями и страхом, по здоровому ребенку без следов уколов) и прийти к облегчающей жизнь всей семьи формуле: «Так бывает, это уже случилось. Но мы будем делать все возможное, чтобы качество жизни сына пострадало как можно меньше». Сфокусироваться на лечении и тех возможностях, которые остались в случае Кучиных получилось именно за счет терапевтического присутствия психолога в семейном поле, благодаря возможности выговориться и быть услышанной в безопасной обстановке. Психолог была на стороне мамы в любой ситуации, в отличие от многих родственников, которые категорически не верили в болезнь, никак не поддерживали и даже обвиняли расстроенную мама («Что ты диагнозы ребенку придумываешь!»).

От психолога в этом случае требовалось лишь слушать, верифицировать чувства и поддерживать — и уже этого оказалось достаточно, чтобы снизить родительскую тревогу, дать возможность смотреть на жизнь другими глазами и видеть за горизонтом болезни новые планы.

«ЭТО Я ВО ВСЕМ ВИНОВАТА»

У Тяжновых было по-другому. Мама Артема застряла на начальных этапах горевания, которое подпитывалось сильнейшим чувством вины. Ей казалось, что не отправь она сына в лагерь, где тот пережил сильный стресс, болезнь могла бы не начаться. Что следи она лучше за питанием — гормонального сбоя бы не произошло. Будь она умнее — быстрее бы поняла, что дело не в нервах. И так — до бесконечности.

«Чувство вины — это то, что обычно не дает родителям принять ситуацию. Поэтому моя работа была направлена на то, чтобы уйти от вины, — рассказывает психолог фонда «АиФ. Доброе сердце» Анастасия Шабаганова. — Работа заключалась в «вербальной вентиляции»: когда мы останавливаем «мыслемешалку», признаем наличие чувства вины, выводим его на поверхность. Затем делаем рациональную проверку фактов и принимаем решение об обоснованности этого чувства. А на самом ли деле было что-то в моей власти? И действительно ли я несу такую ответственность за случившееся?

Как правило, результаты этой проверки показывают, что вина — привнесенная, то есть навязанная кем-то со стороны, внушенная. А сами родители, находясь в том состоянии, том времени и ресурсах, при тех знаниях и возможностях — и так делали максимум. 

После этого наша работа направлена на «смену пластинки» в голове, чтобы заменить деструктивные убеждения и истории — на поддерживающие. Мы, вместе с мамой делали это за счет совместного поисков ресурсов, чтобы у нее были силы разруливать новые жизненные обстоятельства.  

Работа же с детьми, которым поставили тяжелый диагноз,  заключается в основном в обучении их распознаванию собственных эмоций. Например, Илья очень боялся, что из-за диагноза, диеты, уколов его будут травить в школе — и мы разбирались с этим чувством страха и стыда. Артем же выплескивал свои чувства среди сверстников по-другому: начал драться, скандалить, учителя через день на него жаловались — поэтому с ним мы учились справляться с агрессией, выражать ее безопасно. В итоге с облими мальчишками нам удалось прийти к хорошим результатам».

Мама Артема Тяжнова смогла пережить чувство вины и принять диагноз сына. Когда в начале терапии психолог спрашивала ее о том, как она видит будущее, она отвечала одно: «Никак». К завершающим сессиям ситуация уже изменилась.

— Я поняла, что болезнь есть, что от нее никуда не спрячешься, что она теперь неотъемлемая часть нашего существования, — рассказывает о своем опыте мама Артема. — Но помимо нее есть еще и другие вещи, которые я снова начала замечать. Учеба, планы на лето, да тот же ремонт. Я перенастроилась на мысли, что вокруг все то же самое, что было и всегда, только с одним нюансом: у сына — диабет. А сам Артем начал спокойно переносить уколы, он уже больше не плачет. Я могу сказать, что он стал не просто более терпеливым, а даже мужественным.

Вопросы принятия диагноза — одни из ключевых на том этапе, когда семья только узнает о неизлечимой болезни. Если у вашего ребенка тяжелое заболевание и вы чувствуете, что семье нужна помощь, вы можете записаться на бесплатную консультацию к психологам фонда «АиФ.Доброе сердце» по адресу dobroe@aif.ru.

Текст: Зоя Загорянская

* Для родителей подопечных фонда «АиФ. Доброе сердце» все консультации психологов фонда — бесплатны. Наши опытные психологи постоянно работают с семьями, где растут дети с тяжелыми и неизлечимыми заболеваниями, и знают как помогать быстро и эффективно.

** Реализовано при поддержке Департамента труда и социальной защиты города Москвы.