Если бы у Максима Широкина были руки, то они были бы золотыми. Он в свои 12 лет и без рук умеет побольше, чем многие сверстники. Например, с помощью пилы и молотка скамейку сколотить, а еще завести бензопилу или нитку в иголку, зажатую между колен, вдеть и пуговицу пришить. Выйдя на улицу родного Анжеро-Суджинска, деловито подается правым плечом вперед, чтобы поздороваться с местными мальчишками. А те привычно жмут его локоть. Ниже правого локтя у Максима руки нет, а на левой — отсутствует запястье. Он таким особенным родился. И с тех пор хочет быть как все.
Если бы у Максима Широкина были руки, то они были бы золотыми. Он в свои 12 лет и без рук умеет побольше, чем многие сверстники. Например, с помощью пилы и молотка скамейку сколотить, а еще завести бензопилу или нитку в иголку, зажатую между колен, вдеть и пуговицу пришить. Выйдя на улицу родного Анжеро-Суджинска, деловито подается правым плечом вперед, чтобы поздороваться с местными мальчишками. А те привычно жмут его локоть. Ниже правого локтя у Максима руки нет, а на левой — отсутствует запястье. Он таким особенным родился. И с тех пор хочет быть как все.
Родись Максим в обычной полной семье, обитающей в городской многоэтажке, возможно, его история была бы менее воодушевляющей. Но Макс родился в маленьком — 29 квадратов — домике с печным отоплением в кемеровском городке, где с детства привыкли зарабатывать сбором кедровых орехов (и Макс тоже умеет на могучий вековой кедр за шишками карабкаться). И был он Лены Николаевой четвертым по счету сыном. Потому его история — про несгибаемую волю к жизни и, конечно, мечту.
«Свекровка, царствие небесное, сказала: откажись, зачем тебе такой? Несколько лет с ней после этого не разговаривала, но Максима не оставила. Возвращаюсь с ним домой, а у самой душа болит: как же он без рук-то жить будет? Сколько обидных слов выслушает?»
Страх отпустил, когда Максим, ему тогда и годика не было, встал и пошел. Без поддержки, без опоры, удерживая равновесие одними «култышками». Потом ухватил ими шариковую ручку и начал писать буквы и цифры, затем пошел в первый класс с остальными ребятами, стал приносить «четверки» («тройка» у него лишь по русскому — из-за неразборчивого почерка). А уж после первой драки (его в школе обозвали безруким) Лена и вовсе успокоилась: не пропадет сын.
«На нашей улице — через двор все многодетные: по 3-4 ребенка в семьях. В этот «аул» Максима и приняли с рождения», — рассказывает Лена. Вместе с друзьями он гоняет на велосипеде и играет в футбол, зимой сам заливает во дворе каток и катается на коньках. Если окружающие не видят твои недостатки и принимают тебя таким, какой ты есть, за спиной обязательно вырастут крылья. А с крыльями ты никогда не будешь беспомощен.
«Смотри, Максим, не один ты такой», — кричат старшие братья, когда по телевизору показывают сюжет про особенных, таких как Максим, людей, сумевших добиться успеха и славы. Максим пожимает плечами. Ему мало успеха, ему нужны руки.
У Лены все дети — рукастые. Старший Антон давно вырос и живет своей семьей, работает на производстве древесного угля. Влад учится на газосварщика, а прошлым летом вместе с младшими братьями сделал для матери деревянную беседку — хранить садовый инвентарь. На восьми сотках огорода Лене помогает приемная (дочка покойной сестры) Саша, а за полив, прополку сорняков, чистоту в доме отвечают погодки —Никита и Максим. Лена сама без конца стряпает да спицы из рук не выпускает: носочки, варежки — все живая копейка в дом. В семье Максу никаких поблажек не делают, вот он и растет самостоятельным.
«Золотые у тебя руки, Максим», — забудутся, да и скажут иногда соседи. Макс любит понянчить, крепко прижав к себе, их годовалую дочку. А еще обожает делать подарки близким. Несколько месяцев откладывал карманные деньги, чтобы на 8 Марта купить маме и Саше по открытке и шоколадке. Сейчас он готовится к Новому году, разучивает стих для Деда Мороза. В него Максим все еще верит, потому что без веры в чудеса жить нельзя. Особенно ему.
Когда Макс был совсем маленький, ему в Томске выдали протезы — косметические, для красоты. Надеваешь их — и вроде бы ты как все. «Наконец-то у меня есть руки!», — не мог нарадоваться Максим. А когда понял, что этими «руками» он ничего делать не может, снял и закинул их на шкаф. И начал мечтать о бионических, которые позволяют управлять каждым пальчиком. Стоят кибер-руки дорого, но они подростку очень нужны. Дело в том, что у Макса есть мечта. И эта мечта — самое удивительное во всей его истории.
Ребенок, который без рук может одеться, начистить и пожарить картошку, полить огород, подцепив тяжелое ведро на локтевой сгиб, хочет ко всему прочему стать музыкантом.
«Мне бы пальцы — я бы на пианино играть научился или на гитаре», — говорит он в тысячный раз Лене. В прошлом году Максим сам пришел в музыкальную школу: «Возьмите меня».
«Играть без пальцев на фортепиано невозможно, но давайте попробуем», — позвонила Лене директор школы. Попробовали — и Максим тогда впервые в жизни сдался. Постучал култышками по клавишам и окончательно сник. Но мечту о музыке все же припрятал, отложил на потом — когда будут руки. Ему все говорили: «Максим, ты особенный, тебе не суждено. Смирись».
Но он так не может. Смириться — значит, обрезать крылья, отречься от мечты. Сдаться, даже не попробовав дойти до цели.
Максим от нас сильно отличается. И вовсе не тем, что у него нет рук. А тем, что и без них он умеет так много.
Делая пожертвования, вы помогаете приобрести протезы рук не только Максиму Широкину, но и другому подопечному фонда, Антону Соловьеву.
Максим Широкин
