«ЖИЗНЬ СРОСЛАСЬ КАК КОСТОЧКА»

«Когда я сломала себе руку, ударив мужа, поняла — дальше тянуть нельзя. Мне нужна помощь»

История Ольги Федоровой (все имена героев изменены) — мамы мальчика с муковисцидозом — о том, как она смогла преодолеть агрессию по отношению к сыну и близким благодаря работе с психологом «АиФ. Доброе сердце».

Она сама и не заметила, как это началось. Наваливалось постепенно, как подкрадывающийся в сумерках туман.

Сначала первый год — проведенный с крохотным Севой в больницах.

«Мы жили, как в клетке, на этом ограниченном пространстве палаты два на два метра, и не видели ничего, кроме капельниц и лекарств»

Долгожданный сын родился со смешанной формой муковисцидоза, поражением легких и ЖКТ, и вместо радости встречи Олю ждал только всепоглощающий страх за малыша. К которому очень быстро прибавилась усталость, не отпускающая ни днем, ни ночью. Хотя муж Сергей навещал семью в больнице каждый день, приезжая с другого конца города: сидел с Севой, отпуская жену в душ, забирал пеленки, чтобы постирать, и вообще никуда не делся, как это часто бывает. Но туман все равно сгущался. Казалось, после выписки должно стать полегче. Но, когда Оля с сыном наконец смогли вернуться домой, оказалось, что родители (и ее, и мужа) боялись даже находиться рядом с внуком. «Ну ничего, живой же! Справляетесь ведь как-то!» — отгораживались от собственного страха старики.

И она, действительно, справлялась. Лекарства — по часам. Пища — только протертая. Массажи, кинезиотерапия и ингаляции — несколько раз в день. Дом превратился в стационар, а Оля — в вечно озабоченную медсестру с синяками под глазами, которая не могла покинуть свой пост ни на секунду. Жизнь на стиснутых зубах. «Ну ничего, справляешься же…»

А в это время большая и с виду полнокровная семья — даже клан, каждый день наводняющий общий чат смайликами — не хотела иметь ничего общего с Олиной реальностью. В которой она осталась одна и упорно ждала поддержки, все надеясь, что родные сами заметят, как ей трудно. «Я злилась, и злилась отчаянно — на родственников, на подруг, на знакомых». Внутри нее наполнялся лавой вулкан — и пролился, когда Севе исполнилось три года. Тогда Оля ударила сына в первый раз.

Сева в свои три уже не был бессловесным младенцем, над которым она тряслась в больничной палате. У Севы был характер. То он не хотел уходить с детской площадки, вцепившись до белых костяшек в качели, и голосил так, что единственным, что в тот момент составляло центр Ольгино существа, было желание заткнуть этот крик. То отказывался принимать лекарства или ингалироваться. То — переставал завтракать, обедать и ужинать. А ведь каждый прием пищи увязан с приемом лекарств, нарушать четкий распорядок нельзя, не выпьешь вовремя таблетки — график полетит в тартарары, начнется ухудшение, а значит, снова врачи и проблемы… Олю окатывало холодным потом. Ей казалось, что ее самой давно нет — есть только холодная жесткая женщина, пытающаяся удержать слабое равновесие там, где выхода нет и не будет.

«Я начала прикладывать сына по заднице: казалось, что это поможет — ведь срабатывало же в моем детстве»

«Я действовала «на автомате», не зная, как справляться иначе. И только, когда я замахнулась на мужа так, что сломала об него руку, мне стало страшно самой себя. И каким было облегчением, когда психолог на самой первой встрече успокоила меня. Оказалось, что я не псих и выход — есть».

Психолог фонда Светлана Леонович работала с Олей на протяжении 10 сессий.

— Когда Ольга обратилась за помощью, Сева как раз входил в первый кризис взросления (он называется «Я сам»). Когда ребенку важно иметь свое мнение, отстаивать право делать так, как он хочет. В этот момент маме как раз и дать сыну больше самостоятельности, но Ольга не могла этого сделать, так как ее внутренний контролер был постоянно начеку из-за жестких рамок болезни.

Кризис сына спровоцировал активизацию Ольгиных детских воспоминаний, поднял на поверхность ее собственный опыт, в котором отец был достаточно жесток и авторитарен, вместо поддержки — обесценивал, вместо любви — требовал достижений. И Ольгин «внутренний родитель», не зная иных способов выражения, начал автоматически действовать так же, как действовал ее отец.

Когда мы растеряны, когда у нас нет навыков совладания с ситуацией, когда нас атакует страх, то злость — возможность быстро выйти из этого состояния. Так вышло, что самым доступным источником слива агрессии оказался маленький Сева…

Мы активно работали с Олей над эмоциональной сепарацией от родителей, главным образом от отца. Чтобы перестать быть зависимой и от его оценки («это что за фигней ты занимаешься?» — мог в юности мимоходом бросить он, застав Олю за йогой или еще каким-нибудь интересным ей делом), и от ожидания его поддержки.

Также мы работали над тем, чтобы Оля сама стала для себя опорной фигурой, взращивали ее «внутреннего родителя». В результате ей удалось осознать, что настоящий адресат злости — вовсе не сын, а эмоционально недоступный отец. И тогда Оля смогла перенаправить свою злость по адресу (и даже на какое-то время вышла из семейного чата) и осознать ценность себя как собственного ресурса.

Олины внутренние части заново собирались в новый образ вместе с тем, как постепенно зарастала сломанная кость. Гипс каждый день напоминал о ее прошлой жизни, а в новой — каждый день прибавлялись другие возможности и смыслы.

Если вы сталкиваетесь с похожими проблемами, пожалуйста, напишите на почту dobroe@aif.ru или оставьте заявку на нашем сайте. Благодаря проекту «Мама в ресурсе», получившего поддержку сервиса СберВместе, психологи фонда оказывают бесплатную помощь семьям с тяжелобольными детьми, чтобы никто не оставался наедине с болезнью.

«Я по-другому посмотрела на своих родителей»

«Хотя Сева и не стал менее упрямым, теперь, когда во мне начинала подниматься злость в ответ на его сопротивление, я успевала поставить ее на паузу и осознать, что происходит. Психолог научила меня думать в этот момент о чувствах ребенка и смотреть ему в глаза. И злость проходила, а во мне открывалась новая способность — я впервые смогла говорить, и часто, «я люблю тебя» своему сыну. Сейчас Севе пять с половиной, и мы все решаем уговорами или ограничениями, больше никакого рукоприкладства. После работы с психологом мне удалось принять и своего отца. Я заново пережила свое детство, пришедшееся на 90-е, и поняла, что отгороженность родителей и их жесткость диктовались теми условиями выживания, в которые тогда попала вся страна. Я смягчилась по отношению к отцу, а он, наконец, смог принять диагноз внука. А главное — у меня появилась возможность смотреть вокруг и замечать что-то еще помимо болезни сына. Я смогла отпустить Севу в детский садик, решила обучиться новой профессии и выйти на работу. И мы с мужем даже задумались об еще одном ребенке».

Гипс Оле тоже сняли, уже давно. Все срослось, оставив невидимый глазу рубчик на костной ткани. Так же, как срослась воедино Олина жизнь — несмотря на муковисцидоз, который с ее сыном навсегда.

«Как-то на днях мы валяемся втроем на постели, каждый занимается своим делом, никто не кричит до боли в ушах, никто никому не мешает, но одновременно мы едины и счастливы. Я заметила это — и даже не удивилась».

Текст: Полина Иванушкина

Текст подготовлен в рамках проекта «Не оставить наедине с диагнозом», реализуемого при поддержке Благотворительного фонда «Абсолют-Помощь»

Если вы сталкиваетесь с похожими проблемами, наши специалисты готовы оказать бесплатную помощь. Пожалуйста, напишите на почту dobroe@aif.ru или оставьте заявку на нашем сайте.

Также вы можете поддержать программу сопровождения: сделать разовый платеж или оформить подписку, то есть автоматическое ежемесячное пожертвование с банковской карты на любую сумму. Чтобы никто не оставался наедине с болезнью.