К чему может привести курс на пациентоориентированность, что возмущает врачей и обижает пациентов, и почему российские врачи не могут работать как в американских сериалах? Об этом Полина Иванушкина поговорила для «АиФ. Доброе сердце» с Павлом Брандом, медицинским директором Научно-практического центра хирургии.
За полтора года пандемии даже те, кто раньше был «хронически здоров», узнали приемные часы своего участкового, время приезда скорой с ближайшей подстанции — и познакомились с той стороной медицинских услуг, о которой раньше не приходилось ни громко говорить, ни часто слышать. То, что остается от встречи человека с медициной, если убрать из этой встречи лекарства, врачебные манипуляции и рецепты.
Пациентоориентированность — как будто калька с «клиентоориентированности» в любой другой сфере услуг. Внимательность, доброжелательность, отсутствие спешки, продуманность всех процессов так, чтобы решение проблемы, с которой пришел пациент, не вызывало каскада «побочных эффектов». Словом — гуманизм и внимание. А их отсутствие — это «темная» сторона медали, о которой и до ковида часто рассказывали папы и мамы подопечных нашего фонда.
«Даже не спросил — можно ли войти в мою палату с толпой студентов-медиков»
«А в регистратуре просто бросали трубки»
«Выписали и не сказали, где искать помощи дальше»
«Три дня обивала пороги за этим рецептом на обезболивающее»
На примере подопечных семей мы часто видим, как сложные диагнозы, безденежье и отсутствие поддержки приводят к родительскому выгоранию, разбивают семьи, инвалидизируют личность. И понимаем, что на плоскости контакта пациента и врача, человека и системы — тоже часто происходит то, что усиливает эту сопутствующую беде «симптоматику».
Пандемийные полтора года еще больше обострили тему отношения пациентов и врачей. С одной стороны, больницы вынуждены принимать меры безопасности, отказывать родственникам в посещениях, закрывать отделения, работать с повышенной нагрузкой и круглосуточно. С другой — пациенты больше не готовы закрывать глаза на хамство, халатность, долгое ожидание помощи и некачественное лечение (неважно, по ДМС или ОМС).
Нам, как пациентам, кажется, что мы хотим очень понятных и простых вещей: здоровой коммуникации, внятной логистики, прозрачности и чтобы медицина была ориентирована на нас лично, а не на безликую болезнь и формальный отчет по ее лечению. Человек, а не койко-день, Иван Иваныч, а не цифра в статистике — требуем мы. А уставшим врачам, заполняющим бесконечные бумажки и таблицы, кажется, что эти требования больше уместны в салоне красоты, а не в государственной больнице (сделайте операцию быстро, хорошо, бесплатно — и еще зеленого чаю без сахара, пожалуйста).
В ответ на жалобы пациентов Минздрав спускает формуляр за формуляром, наращивая «пациентоориентированность» в подведомственных поликлиниках, больницах, фельдшерско-акушерских пунктах… и попутно по-прежнему указывая пациентов — в штуках.
Лес рубят — щепки летят. А у нас в стране особенно часто. Кто заплатит за все эти нововведения и выдержат ли их врачи? Возможно ли быстро переставить всю систему на новые рельсы? Да и про нашу ли это страну — ориентированность в первую очередь на человека?
«АиФ. Доброе сердце» начинает большой разговор о пациентоориентированности, к которому будет присоединяться все больше экспертов. Осенью продолжим его уже в формате видео-сериала, а сегодня наш собеседник — Павел Бранд, врач-невролог, медицинский директор Научно-практического центра хирургии.
Павел Бранд: Пока в России только начинаем говорить о пациентоориентированности, в мире уже давно говорят о пациентоцентричности — это система, в которой вообще все процессы выстроены вокруг пациента. В любом из этих вариантов важно понимать, что хорошая система требует двустороннего движения. Работают только та, которая построена на взаимном уважении. Если есть пациентоориентированность, то должна быть и «врачеориентированность». Когда такого баланса нет, то в частной медицине мотиватором для врача начинает выступать финансовая составляющая, что возможно неплохо…
Полина Иванушкина: А в государственной?
П.Б.: А в государственной — все сложно. Ведь пациентоориентированность требует и ресурсодостаточности. А если у участкового терапевта 50 человек в день на приеме плюс куча бумажек, то даже при условии, что он еще не выгорел — чисто физически ему невозможно уделить каждому пациенту должное внимание.
П.И.: Что делать и кто виноват?
П.Б.: Проблема комплексная. Во-первых, пациентоориентированность, а точнее коммуникацию врача и пациента не «проходят» в вузах, при этом выпуская избыточное количество кадров (у нас едва ли не самое большое количество врачей на душу населения в мире).
П.Б.: Во-вторых, место врача в нашем обществе, отношение к нему государства и граждан. СМИ, например, с воодушевлением подхватывают образ врачей-убийц в белых халатах. И только в России судят за врачебные ошибки. Инстинкт самосохранения первичен для человека, и если врач ориентирован на то, чтобы не сесть в тюрьму, то ему будет не до ориентации на пациента. Получается, что по сути государство сваливает на врача вину за свои ошибки: если система силовая, а не построенная на доверии, – их не может не быть.
П.И.: Поменяем аппарат — и будет всем счастье?
П.Б.: Дело не только в этом. Сами врачи не очень хотят меняться.
П.Б.: Например, Россия — единственная из цивилизованных стран, где лицензия на врачебную деятельность принадлежит зданию, а не человеку! А ведь если бы врач был самостоятельной боевой единицей, а не просто сотрудником учреждения, то и уровень личной ответственности был бы выше.
Сейчас, например, я не могу оказать врачебную помощь вне стен клиники. То есть, если я буду пользоваться медикаментами и инструментами, оказывая первую помощь, например, в самолете, то напрямую нарушу закон! Допустим, врачи получат лицензии — тогда эту деятельность нужно застраховать. Но для покупки страховки врачу понадобится иная, чем сейчас, зарплата. Тогда и налоги в бюджет на здравоохранение должны будут отчисляться гражданами другие (сейчас это мизерные 5,1% в Фонд обязательного медицинского страхования). Но… тогда и уровень дохода в среднем у населения должен быть выше!
П.И.: Похоже на замкнутый круг. Либо на какую-то долгую историю, хеппи-энда которой мы на своем веку не увидим. А может ли пациент ли изменить что-то уже сейчас, на своем уровне?
П.Б.: Я думаю, да. Если, придя в поликлинику, не гавкать на врачей, не требовать от них невозможного, не жаловаться бесконечно. Ведь на самом деле люди идут в медицину с желанием помогать, и если им, грубо говоря, не мешать помогать (как бы странно это ни звучало), не дергать по пустякам, не хамить, то у них будет больше возможностей это реализовывать.
П.И.: Мы возвращаемся к тому, с чего начали: поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой.
П.Б.: И я вижу, как ведет себя молодое поколение врачей — они действительно стараются быть пациентоориентированными. Хотя по-прежнему не проходят этот предмет в вузах. Тем не менее они уже однозначно люди другой формации.
П.Б.: Но в массе народонаселение России за века нашей истории больше всего преуспело в чем? Наш человек силен загнать самого себя в угол и потом совершить подвиг — трудовой, военный, гражданский, какой угодно. И многие в таком режиме ежедневного подвига продолжают жить и сейчас. Казалось бы, такими темпами мы должны были бы уже давно оказаться впереди планеты всей. Но нет, мы не впереди, несмотря на все подвиги.
П.И.: Но, например, первые попытки пересадок человеческих органов были сделаны именно у нас: фильм «Собачье сердце» отсылает к опытам Владимира Демихова…
П.Б.: И где сейчас наша трансплантология? Подвиги губительны, а отсутствие уважения и самоуважения в том числе привело нас в сегодняшний день. Я, наверное, вообще крамольную вещь сейчас скажу. Но думаю, что больше людей с ковидом в тяжелом состоянии выжило бы, если бы врачей в ковидных отделениях чаще ротировали. И в принципе больше врачам платили, чтобы они так не держались за эти зарплаты в «красной зоне». В таком загнанном состоянии они что-то пропускали, что-то забывали, на что-то просто махали рукой.
Увы, режим ежедневного подвига на длинной дистанции не работает. Просто потому что люди устают. И человек у нас — в принципе не в центре системы.
Текст: Полина Иванушкина
Анастасия Юркина, ведущий специалист по сопровождению семей фонда «АиФ. Доброе сердце»:
«Наш фонд 15 лет помогает тяжелобольным детям и взрослым. И не только адресной помощью, но и внедряя именно системный подход, при котором поддержку получают и наши подопечные, и их семьи. Позитивный настрой, стабильное эмоциональное состояние поддерживающих близких, внимательное отношение специалистов на консультациях — все это незаменимые элементы лечения сложных заболеваний, восстановления после операций и прохождения реабилитации.
Именно поэтому мы сейчас активно развиваем проект сопровождения семей «Маршрут помощи», где родственники тяжелобольных детей и взрослых получают комплексную поддержку и консультации сразу нескольких наших экспертов: медицинского специалиста, юриста, психолога. Каждый случай обращения в фонд — уникальный, поэтому мы стараемся проложить маршрут решения проблемы, ориентируясь в первую очередь на качество жизни пациента и ухаживающих за ним родных. Мы знаем, что менять систему нужно всем вместе».
Вы можете помочь ещё больше! Расскажите друзьям о нас!
Благотворительный фонд
