Как отличить плохую осанку от прогрессирующего сколиоза? Что можно исправить упражнениями или корсетом, а когда нужно немедленно бежать к хирургу? Какой спорт лечит спину, а какой — калечит? Разговариваем об этом и многом другом — с хирургом, спасшим не один позвоночник.
«Сложнее всего — лежать неподвижно. День-два-неделю-месяц. Не иметь возможности сесть или встать. Спать только на спине или на животе, хотя любишь на боку. А еще — видеть во сне, как гоняешь мяч по стадиону в родной Ольховатке или бежишь на секцию бокса. Родителям 15-летнего Данила сказали: если не поставить сыну в позвоночник имплант, то Данил и сидеть никогда не сможет. А он хотел бы не просто сесть, а снова взять в руки гантели и пойти учиться в техникум, куда только-только поступил. В воронежской областной больнице Данил делил палату с другим подопечным фонда «АиФ. Доброе сердце» Артемом Нечаевым. Теме тоже нужно было укрепить позвоночник «металлом», чтобы спастись от стремительно прогрессирующего, генетически запрограммированного сколиоза. А у Данила — ужасное незапрограмированное невезение: тяжелая травма в последний день лета. Но в областной больнице сказали — вам вообще-то повезло. К нам скоро приедет хирург из Москвы…»
О плохой осанке и нехорошей наследственности, способной довести до операции по установке импланта в позвоночник; о полезном спорте и неполезном сидении; о том, почему повезло именно Воронежу и в чем глаз даже самого опытного врача уступает рентгеновскому снимку — рассказывает Максим Сажнев, кандидат медицинских наук, врач травматолог-ортопед, спинальный хирург РДКБ, успешно оперирующий подопечных фонда «АиФ. Доброе сердце».
«АиФ. ДС»: Двоих наших подопечных в этом году вы прооперировали не в Москве, а в Воронеже. Специально поехали туда, чтобы провести операции подросткам. Но почему именно Воронеж?
Сажнев М.Л.: С Воронежем меня связывает многое. Я там и учился в мединституте, и работал в детской областной больнице медбратом. Причем не просто работал, а именно в том самом отделении нейрохирургии, в котором сейчас мы выполняем операции на позвоночнике! Поэтому у нас дружба с больницей действительно давняя. И сейчас я приезжаю к ним в качестве оперирующего врача. Обмениваемся опытом: как раз я — со стороны травматолога-ортопеда, а они делятся секретами нейрохирургии. Комплексный подход!
«АиФ. ДС»: То есть так повезло лишь Воронежу?
Сажнев М.Л.: К сожалению, в других региональных городах я пока не провожу операции. Во-первых, хирургу нужна опытная бригада. В Воронеже оперирую не только я, там работают проверенные коллеги. Еще со мной приезжает на операции московский нейрофизиолог: мы сейчас как раз развиваем в регионе нейрофизиологическую службу. Во-вторых, пациента после установки импланта важно правильно реабилитировать: восстановить, выходить. Значит, на местах медицинский персонал должен уже владеть всей необходимой информацией, знаниями и опытом. В Воронежской областной детской больнице реабилитация на достойном уровне и там все располагает для выхаживания таких пациентов.
«АиФ. ДС»: А когда вы сами нашли свое призвание? Почему именно специализация на позвоночнике?
Сажнев М.Л.: После практики на втором курсе остался работать в Воронежской детской областной больнице санитаром, а потом и медбратом. С восторгом наблюдал за работой детских хирургов и видел, как радуются пациенты после операции, когда дело идет на поправку. В институте мне ближе всего была травматология-ортопедия и нейрохирургия. Мне посчастливилось встретиться с активным, интересным, умным преподавателем травматологии-ортопедии (кстати, сейчас он заведует отделением в одной из крупных больниц для взрослых в Воронеже), который еще больше укрепил мой энтузиазм в этой области: я ходил на дежурства в отделение «скорой помощи», на плановые операции третьим ассистентом.
Уже в институте я много ассистировал, а первую плановую операцию на позвоночнике сделал примерно в 25 лет. Это было в Москве, где я после Воронежа продолжил учебу в легендарном центре травматологии и ортопедии имени Приорова (ФГБУ «НМИЦ ТО им. Н.Н. Приорова» Минздрава России – один из ведущих лечебно-диагностических, научно-исследовательских, образовательных и методических Центров травматологии и ортопедии с более чем столетней историей — прим. ред.).
Сначала меня интересовала артроскопия тазобедренных суставов, эндопротезирование суставов, но потом вертебрология всё таки пересилила. Считается что вертебрология из всей ортопедии это самое сложное.
«АиФ. ДС»: А как вы передаете опыт региональным коллегам?
Сажнев М.Л.: Параллельно в нашей работе всегда есть элементы обучения. Перед операцией мы с командой изучаем пациента и его исследования. Чаще всего при больши деформациях создаем 3D-модель позвоночника пациента и по ней тщательно планируем операцию. Решаем: куда и как установить винты, где провести коррекцию. Но, конечно, хирургу нужен не один год, чтобы научиться делать такие операции.
Артем Нечаев
«Олеся поняла, что дела совсем плохи, когда им с мужем пришлось снять с петель старую деревянную дверь и положить ее на каркас Теминой кровати — вместо матраса. Поверх досок она постелила одеяло, простынку и села. Твердо и неудобно, как на камне. Неужели ее сын теперь так будет спать? Но врачи сказали, что иначе нельзя. Да Артем к тому времени уже и в ванной не мог лежать, и на обычном матрасе мучился. Ни нагнуться, ни сесть, ни жить без разливающейся вдоль позвоночника боли стало невозможно — сколиоз прогрессировал стремительно. А потом УЗИ показало: одно легкое сжато и переместилось внутри грудной клетки, поэтому у Артема и усиливается одышка. Еще немного — и смещаться начнет сердце. Нужно срочно распрямлять позвоночник металлическим имплантом, тогда все будет как раньше. Артем даже спортом сможет заниматься и снова спать в своей постели. Будет выбираться с семьей на природу, жить в палатках, готовить на костре, кататься с мамой на велосипедах и плавать в любимой реке Усманке».
«АиФ. Доброе сердце»: Максим Леонидович, самый частый вопрос от наших родителей: что же является причиной прогрессирующих сколиозов у детей и подростков? И могут ли постоянные напоминания «сядь ровно! не горбись! выпрями спину!» уберечь от серьезных проблем?
Сажнев М.Л.: Для начала нужно разграничить просто нарушение осанки и истинные деформации позвоночника, когда речь идет именно о сколиозе со скручиванием позвонков (так называемая торсия и ротация — признаки сколиоза), с тенденцией к прогрессированию.
Истинный сколиоз — это всегда генетика. От неправильного образа жизни он не появится, но может усугубиться, если вовремя не начать лечение, вести малоподвижный образ жизни (особенно постоянно сидеть в гаджетах, согнувшись) — эти факторы могут усилить деформацию из-за слабого мышечного корсета.
«АиФ. ДС»: То есть просто плохая осанка до операции на позвоночнике вряд ли доведет?
Сажнев М.Л.: В этом случае может происходить усиление сутулости, появится или усугубится болевой синдром, но если генетической мутации у ребенка нет, то он не станет пациентом нейрохирурга. Истинный сколиоз от неправильного образа жизни не разовьется.
«АиФ. ДС»: А если говорить именно о генетической природе сколиоза, то вызывающая его мутация обычно наследственная или спонтанная?
Сажнев М.Л.: В большинстве случаев — наследственная. Чаще всего эти подростки имеют диспластический синдром (дисплазия соединительной ткани), который сопровождается гипермобильностью многих суставов в организме. И это проявится не только в позвоночнике, но и в стопах (они могут иметь вальгусную деформацию), и в тазобедренных суставах. Поэтому, если у ребенка возникают такие проблемы, то уже можно заподозрить, что в будущем у него разовьется и сколиоз. Но, возможно, и не разовьется — предсказать на 100% не может даже врач.
Чаще всего встречается идиопатический диспластический сколиоз, и его причина пока нам до конца не ясна. Деформации позвоночника также наблюдаются и на фоне каких-то врожденных аномалий или патологий. Например, при нейрофиброматозе сколиозы возникают в 40% случаев. Так что генетика тоже может быть разной.
«Мы ведь время зря не теряли. Как только проявился сколиоз, повели сына на массаж, физиопроцедуры, делали все-все, что назначали врачи. Артем занялся плаванием, и, казалось, мы справились, остановили искривление. А полтора года назад, когда все ребята пошли в рост, заболевание вдруг начало резко прогрессировать. Нам говорят, что причина, скорее всего, в генетической мутации, плохая осанка тут ни при чем».
«АиФ. ДС»: Родители многих наших подопечных, для которых фонд открывал сборы на металлоконструкции, необходимые для выравнивания позвоночника, рассказывали: «врачи нам советовали бассейн или гимнастику, а потом оказалось, что дело было в генетике и мы просто теряли время». Как родителям не упустить момент, когда уже нужно срочно хватать ребенка и бежать к специалисту именно по сколиозам?
Сажнев М.Л.: Главный мой совет родителям: почаще оценивать своего ребенка визуально. Внимательные родители могут сами поймать сколиоз еще на второй стадии (на первой изменения визуально не определяются). Вторая степень сколиоза уже заметна, если отмечается разница углов лопаток. Для начала нужно поставить ребенка прямо. Если лопатки перекошены, то есть какая-то лопатка на сантиметр или на два выше другой, уже можно заподозрить сколиоз.
Также надо обратить внимание на линию костей таза: наклонена она или нет. Если видно изменение оси позвоночника, если она куда-то отклонена в сторону, то это может быть вторая или третья степень, когда идет скручивание позвоночника и есть реберная деформация. Если вы заметили у своего ребенка такие симптомы, нужно обязательно обратиться к специалисту. А он уже должен направить на рентгенологическое обследование, потому что только рентген покажет точный угол искривления.
«АиФ. ДС»: К какому именно врачу обращаться, кто занимается лечением сколиозов?
Сажнев М.Л.: У нас спиной занимаются так называемые вертебрологи (но такой официальной специальности пока нет) — это и травматологи-ортопеды, и нейрохирурги (у каждого из них свой подход, свои фишки). Специалистов, оперирующих позвоночник, принято называть спинальными хирургами. Я как раз спинальный хирург по специальности травматолог-ортопед, но стараюсь применять комплексный подход к болезни позвоночника — на стыке ортопедии и нейрохирургии.
Не обязательно нужно бояться направления к такому специалисту, потому что не все сколиозы и проблемы позвоночника нужно оперировать. Ранние степени сколиоза (да и другие заболевания позвоночника) часто успешно лечатся и без операции. Главное — это вовремя заметить проблему и начать ее решать.
«АиФ. ДС»: И вертебролог может сразу визуально определить степень сколиоза?
Сажнев М.Л.: Недавно у меня была пациентка. Девушке 17 лет, родители ею всегда активно занимались, тренировали: плавание, теннис — в общем, не сидели на лавочке. По визуальному осмотру я сначала заподозрил большую степень сколиоза (из-за отклонения углов лопаток и перекоса таза), хотя баланс тела был ровный. Потом мы сделали обязательный снимок и увидели деформацию… четвертой степени. Ни второй, ни третьей, а четвертой! Так что без рентгена такое определить на 100% точно нельзя, но можно заподозрить и проверить.
«АиФ. ДС»: Всегда ли пациент с генетическим сколиозом попадает на операционный стол?
Сажнев М.Л.: У сколиоза есть четыре степени, в зависимости от угла искривления. Каждая степень требует определенного вида лечения. Сколиоз второй степени (от 20 до 50 градусов) поддается лечению консервативными методами: специализированная гимнастика, Шрот-терапия или Seas-гимнастика, ношение корригирующего корсета Шено. Если ребенок или подросток будет выполнять все рекомендации (при еще маленьких углах искривления позвоночника), то у него есть все шансы обойтись без операции. Корсет, кстати, носится около 20 часов в сутки и снимается только на время проведение гигиенических процедур. Часто рекомендуется и ночное использование корсетов.
Но при углах деформации больше 50 градусов корсеты уже не эффективны. Хотя их иногда используют для уменьшения боли — в случае с возрастными пациентами или если пациент по какой-то причине отказывается/ не может быть прооперирован.
«АиФ. ДС»: Посмотрев на пациента, вы сразу можете оценить степень его «невезучести» и неизбежность операции?
Сажнев М.Л.: Тут многое зависит от того, в каком возрасте мы выявляем сколиоз и в какой именно степени. Если мы видим, что перед нами ребенок 10-11 лет, и у него уже на рентгенограмме значительный угол отклонения (30-40 градусов), то скорее всего потребуется операция. Мы объясняем родителям, что корсет в данном случае будет нужен не для полного излечения, а чтобы сдержать деформацию, не дать ей быстро прогрессировать. С помощью консервативного лечения важно максимально отсрочить операцию, чтобы человек еще подрос. Конечно, важно правильно объяснить родителям и пациенту: зачем он что-то делает и к чему мы (врач и пациент) вместе стремимся. Это мой подход, сложившийся из опыта работы.
А вот когда мы видим небольшой градус у подростка 12-16 лет, то, если все правильно и вовремя делать (совместно с родителями и ребенком), можно обойтись и без операции.
«АиФ. ДС»: Вспомните самых необычных пациентов из вашей практики.
Сажнев М.Л.: Смотря что считать необычным… Каждый случай уникален. Например, кифосколиоз (одновременное искривление позвоночника в боковом и переднезаднем направлении – прим. ред.) в пятилетнем возрасте — это весьма необычный случай.
Или вот на прошлой неделе делали операцию: после перенесенного в детстве клещевого энцефалита и поражения головного мозга у пациентки получился перекос тела на левую сторону. В мышцах справа была слабость. Она не могла даже голову выпрямить, ходила, поддерживая ее руками, потому что без этого голова пациентки практически лежала на плече. Мы провели корригирующую операцию: вывели голову в правильное положение и зафиксировали ее и позвоночник специальными имплантами-стержнями. Пациентка, наконец-то, может нормально ходить и очень довольна результатом.
«АиФ. ДС»: Мы регулярно слышим вопросы: а почему нельзя поставить ребенку имплант в позвоночник по ОМС? Зачем фонду открывать отдельный сбор на дорогостоящую конструкцию?
Сажнев М.Л.: Операции на позвоночнике всегда очень тяжелые и длительные. В оплату по ОМС нужно включать не только имплант, но и саму операцию, расходный материал, нейрофизиологический мониторинг (оценка проведения импульсов по спинному мозгу), аппарат реинфузии крови (там тоже закупаются дорогостоящие колбы для фильтрации, чтобы вернуть человеку его же отфильтрованную кровь) и многое другое. Имплантов на исправление тяжелой деформации тоже нужно достаточное количество, порядка 18-20. И ОМС далеко не всегда полностью покрывает все необходимое.
Но, даже если клиника идет на «отрицательные расходы», чтобы помочь пациентам, хирурги не всегда могут исправить деформации «обычным металлом». Стандартные, выдаваемые по ОМС импланты подойдут, чтобы зафиксировать небольшое количество позвонков. Но сильные деформации уже требуют использования рокеров и апроксиматоров, которые есть не во всех наборах.
Сейчас на рынке представлено достаточное количество подходящих для сложных операций имплантов, как и отечественных, так и иностранного производства. Но это оборудование дорогостоящее, и расходы на него, к сожалению, не покрываются средствами ОМС.
Данил Михайленко
«АиФ. ДС»: Насколько жизнь пациента после операции по установки металлоконструкции в позвоночник будет полноценна?
Сажнев М.Л.: Операции по коррекции сколиоза мы как раз и выполняем для того, чтобы существенно улучшить качество жизни пациента. Ведь, помимо решения эстетической задачи, после операции исчезают хронические сильные боли, проблемы с сердцем, одышкой и так далее. Когда мы выводим ось позвоночника в правильное положение, все внутренние органы и системы перестают сдавливаться и деформироваться и тоже лучше функционируют.
«АиФ. ДС»: Как долго идет восстановление после таких сложных реконструкций?
Сажнев М.Л.: Сейчас вся реабилитация направлена на раннюю активизацию пациента. Ограничительный режим — всего три месяца. Только на это время мы запрещаем физические нагрузки. Например, если была травма, как в случае с вашим подопечным Данилом Михайленко (был поврежден спинной мозг, наблюдается слабость в ногах), то мы подключаем раннюю реабилитацию: ЛФК нижних конечностей, стоп, рук — в зависимости от того, на каком уровне повреждение.
В школу мы разрешаем вернуться уже через месяц (вариант свободного посещения уроков). Три месяца пациент просто ходит, занимается домашними делами, гуляет, а по истечению этого срока мы приглашаем на контрольное обследование: делаем снимки и рентгенограммы, обязательно отслеживаем положение конструкции. Если ситуация благоприятная, разрешаем плавание (именно плавание дает безопасную и оптимальную нагрузку на организм).
«АиФ. ДС»: Часто ли подростки, которых вы прооперировали, переживают, смогут ли они вернуться к активному спорту?
Сажнев М.Л.: Да, пациенты спрашивали у меня: можно ли с имплантом в спине продолжать заниматься конным спортом, танцами, ходить в зал. Можно! Уже через год жизнь этих ребят ничем не отличается от обычной нормальной жизни, но только уже с прямой спиной. А можно ли бегать-прыгать? Тоже можно! Противопоказаний нет, потому что через год-два в позвоночнике уже образуется костный блок, и металлическая конструкция перестает нести на себе основную нагрузку. Но хочу предупредить, что бег по твердым поверхностям сам по себе не слишком полезен и для здоровых людей: он положительно влияет на работу сердечно-сосудистой системы, а вот с суставами ситуация обратная.
Единственное ограничение, которое появляется после операции — поднятие тяжестей. Нельзя будет заниматься со штангой и поднимать большие веса в статическом прямом положении (если кто-то сильно хочет, то обязательно делать это с инструктором и в специальном поясе). Зато все остальное — жим штанги лежа, например, — пожалуйста!
У меня есть взрослый пациент со сколиозом четвертой степени, который активно следит за собой, за своей фигурой: он после операции спину накачал. Пришел ко мне на прием спустя три года после установки импланта — довольный, позитивный, выглядит как настоящий атлет. А изначально была грубая деформация позвоночника, 90 градусов. Нам удалось ее скорригировать операцией, а он потом мышечным корсетом укрепил спину и компенсировал небольшую остаточную реберную деформацию.
«После операции по замене импланта Данилу Михайленко объяснили: пока на целый год придется забыть о беге, катании на велосипеде и подъеме даже незначительных тяжестей. Зато с укрепленным металлоконструкцией позвоночником Даниил снова сидит и ходит! После первого месяца восстановления он даже смог ходить в колледж на занятия и успешно сдал первую сессию».
«АиФ. ДС»: Среди ваших пациентов достаточно много юных спортсменов. С какими проблемами они обращаются, кроме сколиозов и травм?
Сажнев М.Л.: В основном обращаются с межпозвоночными грыжами. Грыжи сейчас сильно «помолодели». Например, была пациентка 11-ти лет, девочка занималась хореографией. С подростками я стараюсь максимально оттягивать момент операции, но у этой пациентки уже наблюдалась слабость в ноге — безвыходная ситуация, нужно было оперировать. А причиной стали гипернагрузки, которые у детей и подростков — главная причина образования грыж. Такое случается, когда позвоночник еще не сформирован и не готов к большим спортивным нагрузкам, а родители ведут на одну секции, другую, третью…
В регионах с грыжами, кстати, чаще обращаются подростки, которые с детства занимаются тяжелым физическим трудом, например, ведра тяжелые носят, помогая родителям с хозяйством. В моей практике было несколько таких пациентов, и консервативное лечение не помогло ни в одном из этих случаев.
Злата Гращенкова
«Злата Гращенкова каждый день занималась танцами и выделялась исключительной осанкой. Первым признаком, что что-то не так — стала изменившаяся походка. Врачи выяснили, что у девочки стерлись межпозвоночные диски и произошел сдвиг позвонков в поясничной зоне. Сначала Злате установили в позвоночник имплант, но он, увы, продержался недолго. А без замены импланта Злата могла лишь лежать и медленно передвигаться по дому — не то что в школу, даже во двор девочка выйти не могла. После операции Злата забыла про боли в спине и снова ходит в школу, легко выдерживая по пять-шесть уроков ежедневно. Правда в школу идет с почти пустым рюкзаком: в нем только тетради и ручки, все учебники остаются дома. И на физкультуре пока сидит на скамейке. Но это только пока».
«АиФ. ДС»: Если воронежские коллеги могут учиться у вас, то у кого сегодня учитесь вы сами?
Сажнев М.Л.: Если говорить об обмене опытом, то я учился и у европейских коллег, и в России (в Новосибирске, Санкт-Петербурге, Кургане, Казани, Чебоксарах) и был практически во всех крупных центрах нашей страны, занимающихся хирургией позвоночника. Сейчас мне было бы интересно посмотреть восточную школу лечения патологии позвоночника.
А в целом — хочется, чтобы уже накопленные научные знания по проблемам позвоночника быстрее приходили в массы. Чтобы ортопеды, которые работают в поликлиниках, на первичном звене, более внимательно относились к данной проблеме и ловили патологии на ранних стадиях, назначая соответствующие обследование и лечение.
«АиФ. ДС»: Ситуация с ранней диагностикой сколиозов за последние десять-пятнадцать лет как-то изменилась?
Сажнев М.Л.: Да, ситуация с диагностикой и лечением у нас точно улучшается. Когда я только начинал работать хирургом, у нас было много очень тяжелых сколиозов с искривлением 140-150 градусов. Сейчас такие случаи — редкость. Это говорит о том, что сколиозы стали лучше определять на ранних стадиях и эффективней лечить.
Классический ортопед в обычной поликлинике не всегда может оценить степень риска и скорость прогрессирования заболевания, но он может вовремя среагировать, перенаправить пациента в специализированное медучреждение, объяснить родителям — что делать и какие есть варианты лечения. Самые счастливые истории про вовремя найденную патологию — это когда где-то в районной поликлинике кто-то из врачей заподозрил неладное и «перестраховался», отправив родителей не домой, а к специалисту. Пусть таких счастливых случаев и неравнодушных врачей будет как можно больше.
Интервью: Дарья Добрина
Вы можете помочь ещё больше! Расскажите друзьям о нас!
Благотворительный фонд
