Лицевые параличи и синдром Мебиуса — диагнозы, с которым наш фонд работает всего три года. Лечение сложное, дорогое и долгое, и многое зависит не только от хирургов, но и от пациента. А виден результат такой кропотливой работы не сразу, а спустя месяцы или даже годы. Но результаты, которыми наш фонд гордится, уже есть! Поэтому к нашей первой подопечной с лицевым параличом — Кате Дмитриевой — мы отправили за хорошими новостями не только журналиста, но и фотографа.
Обездвиженное лицо — это не больно, это невыносимо. Именно так три года назад мы пытались объяснить, почему Кате Дмитриевой из Ярославля нужна ваша помощь. Катя стала первым ребенком с лицевым параличом, которого с таким диагнозом взял на сбор фонд «АиФ. Доброе сердце». И именно к ней мы решили отправиться в гости в начале весны за хорошими новостями. Посмотреть, поулыбаться и зарядиться желанием еще больше помогать таким детям.
Кате уже сделаны операции по пересадке нерва и мышечного лоскута из бедра в щеку. Она прошла шесть реабилитаций.
«Вспоминаю, какой ужас был раньше, и смотрю на Катюшу теперь. Все идеально! И одинаково, только на левой щеке появилась ямочка».
Мы шагаем с Катей Дмитриевой и ее мамой Машей по Ярославлю. После школы у Кати — больничные процедуры: офтальмологи пытаются спасти остатки зрения слева. «Из-за парализованного лица веко несколько лет не смыкалось полностью, и теперь Катя видит левым глазом лишь верхнюю строку таблицы Сивцева», — объясняет Маша по дороге из медцентра домой.
Катя шагает по сугробам впереди, с розовым рюкзаком за плечами. Старается быть серьезной и не улыбаться, хотя именно этого мы больше всего от нее ждем.
Кате уже семь. А познакомились мы с Дмитриевыми в 2021-ом, и ее история стала для «АиФ. Доброе сердце» особенной — первый в фонде ребенок с лицевым параличом. Действительно ли начнется у нее после операций другая жизнь, как обещали хирурги? Началась! В прошлом сентябре Катя пошла в первый класс, и никто ни разу не подошел с вопросом: «А что с лицом?»
Деревянный дом с заколоченными окнами, трамвайные пути, перекресток, угловая «сталинка». Катя курсирует этим маршрутом каждый день сама или с подругами. Поднимаемся на четвертый этаж и попадаем в царство кошачьих сфинксов и детских настольных игр. На пороге нас встречают голые и хвостатые Веня и Гадя. На стене в гостиной — фото Кати с отцом: Юра широко улыбается, а его совсем крошечная дочка — только наполовину.
«А я ведь до этого никогда не верила ни в фонды, ни в благотворительность в целом. Думала, что все это шарлатанство».
Консервативное лечение на дочке (а Дмитриевы перепробовали многое) не работало: ни специальные массажи, ни физиотерапия, ни разряды тока, которыми врачи пытались оживить нерв. Инвалидность при таком диагнозе тоже не давали. Наверное, Катя так бы и жила — с опухшей, сползающей вниз щекой, опущенным уголком губы и падающим зрением, если бы не ее папа. Это Юра нашел «АиФ. Доброе сердце» и сказал Маше: «Помогают другим детям — помогут и Кате».
Сам папа так и не увидел Катину улыбку. Очень ждал, надеялся, ходил через день в стационар, смотрел на перебинтованную после второй операции Катю — радовался и переживал одновременно. А сразу после выписки дочки у него случился инсульт. Маша тогда оказалась в самой трагической ситуации: одной тянуть только что прооперированную дочь (перевязки, реабилитации, врачи — нельзя было оставить ни на день) или оставить Катю и надежды на ее выздоровление и выхаживать лежащего в больнице мужа. Такого выбора не пожелаешь никому, но Маше и не пришлось выбирать. Юра ушел стремительно. Осталось только фото в гостиной — с дочкой, улыбается. И еще одно — в телефоне Маши, последнее, сделанное в больнице на память. Но его она никогда не покажет Кате.
«Мы ведь после операций даже новых фото не делали. Почему-то…»
Мы не спрашиваем — почему. Столько всего случилось в семье Дмитриевых за 3 последних года, неудивительно, что было не до фотосессий.
Маша режет торт и приносит из комнаты прежние детские фото в рамках. Если кто-то вдруг решит, что сейчас у ее дочки не идеальная улыбка — просто пусть сравнит.
После операции Катя научилась, наконец-то, смыкать даже левое веко. Пока не полностью, остается щелочка, но это поправимо. Когда ей исполнится 18, можно будет сделать операцию, вживив в это веко золотую пластинку (да, вот такие теперь медицинские технологии!). И зрение тоже можно попытаться вернуть, хотя бы частично — прогнозы у офтальмологов оптимистичные. А пока Катя носит очки, чтобы левый глаз не ленился, а мама увлажняет его роговицу каплями. Еще Кате больше не нужны салфетки. Она чувствует свою щеку и из уголка губ больше не подтекают слюни.
Обычная хорошенькая первоклашка, которая любит физкультуру и игру «Уно», а еще — мягкие игрушки. Поэтому среди подарков от фонда ей больше всего понравились маленький медвежонок и наклейки с котиками.
Удивительно, что единственный в России врач, который взялся помочь Кате, живет в ее родном Ярославле. А чтобы две важных операции состоялись, потребовалась помощь тысяч людей из самых разных уголков страны.
«Первая операция прошла легко, а вторая началась в 9 утра и тянулась, кажется, бесконечно. Она проходила в областной больнице. На улице темно, кто-то из врачей и медперсонала уже по домам расходится, а я все молитвы вспоминаю. Неужели что-то пошло не так? Не знаю даже, в каком часу из операционной вышел Михаил Новиков. На лице — капли пота. Но сказал: все хорошо».
После той операции у Кати остался шрамик на ноге, в том самом месте, где хирург брал лоскут ткани для щеки. Этот шрам поначалу пугал Машу дополнительной болью для дочки, пока она не поняла: операции — это только начало.
Реабилитации — вот это больно, вот где ежедневный труд до пота и слез. Сначала раздутую щеку «сдували» и уменьшали в размерах специальными магнитами. Потом Кате делали тейпирование, задавая мышце направление для движения, и девочка по несколько дней жила с перетянутой лентами щекой. А еще логомассаж, гимнастика и много-много другого — эффективного, но тяжелого.
«Иногда пациенты после операций начинали отлынивать от реабилитаций, сами обнуляя результат титанического труда врачей. Ведь новая мышца и нерв в щеке — это только половина дела. Научить их работать и подчиняться — вторая, не менее важная часть процесса восстановления мимики», — рассказывает Маша и добавляет: у них с дочкой за плечами шесть реабилитаций, не пропустили ни одной.
Поэтому у ее Кати теперь есть улыбка. Не такая как у нас — лучше, с ямочкой. А ее мама, раньше не верившая ни в фонды, ни в помощь незнакомых людей, три года как сама регулярно жертвует деньги на лечение детей. Наверное, так это и устроено, так работает. Поделись улыбкою своей — и она обязательно вернется. Теперь вот и Катя Дмитриева щедро возвращает нам наши улыбки, подкрепляя веру в добрые дела.
Ведь счастье у каждого из нас под носом. Давайте делиться им и дальше!
Текст: Дарья Добрина
Фото: Татьяна Яркова
Вы можете помочь ещё больше! Расскажите друзьям о нас!
Благотворительный фонд
